Когда в России правил Николай I, целью внешней политики государства было вытеснение Турции из Европы и установление российского контроля над черноморскими проливами. Однако война 1828 - 1829 годов показала, как трудно воплотить эту задачу в жизнь. Причины Крымской войны коренились главным образом именно в столкновении колониальных интересов России и Англии, а также России и Франции и России и Австрии на Ближнем Востоке и на Балканах. Англия в союзе с Францией так же, как и Россия, стремились в Крымской войне к одинаковой цели - к господству в указанных районах, хотя и разными путями: Англия и Франция, которым выгодно было иметь в лице Турции постоянный противовес и угрозу России, предпочитали закабалить Османскую империю, тогда как Россия хотела уничтожить ее. Турция, в свою очередь, преследовала давнюю цель — отторгнуть от России Крым и Кавказ. При этом каждое из правительств стран— участниц войны надеялось одерживать победы и отвлекать ими свой народ от внутренних затруднений.
16 октября 1853 года Турция объявила войну России. В первый период войны, когда Россия боролась один на один с Турцией, она добилась больших успехов. Например, 18 ноября 1853 г. эскадра Нахимова всего из 8 судов блокировала в гавани Синоп и полностью уничтожила турецкий флот из 14 кораблей. Лишь пятнадцатый, английский корабль, пароход, спасся бегством. Турки потеряли в этой битве от 3 до 4 тыс. человек, русские—38 убитых и 240 раненых остальным Нахимов «не дал потонуть». Сам Нахимов был ранен. Командующий же турецким флотом Осман-паша со всем своим штабом был взят в плен.
В сентябре 1854 года войска европейской коалиции высадились в Крыму. В октябре началась первая бомбардировка Севастополя. Одиннадцать месяцев длилась героическая оборона Севастополя. Организатором являлся адмирал В. А. Корнилов. Ближайшими помощниками Корнилова были адмирал П. С. Нахимов, контр-адмирал В. И. Истомин и военный инженер полковник Э. Л. Тотлебен.
Неприступный с моря, Севастополь был легко уязвим с суши. Поэтому пришлось наскоро возводить целую систему пригородных укреплений, в строительстве которых участвовало все военное и гражданское население города от мала до велика. В день первой бомбардировки Севастополя погиб Корнилов. Оборону города возглавил Нахимов.
11 сентября 1854 года при входе в Севастопольскую бухту было затоплено пять старых линейных кораблей и два фрегата. Теперь в Севастополе на этом месте стоит «Памятник затопленным кораблям».
14 сентября союзные армии подошли к Северной стороне Севастополя. Располагая преувеличенными сведениями об ее укреплениях, противник изменил направление и решил атаковать город с Южной стороны. Это была грубейшая ошибка англо-французов, т.к. с Северной стороны укрепления Севастополя были совершенно незначительные и к тому же устарелые. Кроме того, переходом на Южную сторону они дали защитникам Севастополя дополнительное время на строительство укреплений.
С каждым днем таяло число защитников Севастополя, один за другим гибли их руководители. Вслед за Корниловым, 7 марта 1855 г., погиб Истомин (ему ядром оторвало голову). 8 июня был тяжело ранен и выбыл из строя Тотлебен, а 28 июня французская пуля смертельно ранила Нахимова, когда он, стоя по обыкновению в полный рост на бруствере того бастиона, где был убит Корнилов, осматривал в подзорную трубу позиции французов. Павел Степанович Нахимов умер через день, не приходя в сознание. Хоронил его весь Севастополь, все, кто был свободен от боевой вахты. после чего Севастополь стал беззащитен. 28 августа 1855 года начался общий штурм Севастополя 60-тысячной армией противника. В этот день французам удалось закрепиться на Малаховом кургане, где 6 тысячам вражеских солдат оказывали сопротивление только 400 русских. После взятия Малахового кургана Севастополь стал беззащитен. В тот же вечер остатки гарнизона затопили сохранившиеся корабли, взорвали уцелевшие бастионы и оставили город. Героическая 349-дневная оборона Севастополя, сорвавшая захватнические планы союзников, истощила их силы настолько, что они не могли продолжать активные военные действия и вынуждены были вступить в переговоры о мире.
Отражение Крымской войны в «Севастопольских рассказах»
«Севастопольские рассказы» - это небольшая трилогия, состоящая из трех рассказов.
Первый рассказ – «Севастополь в декабре месяце». Рукопись этого рассказа в апреле 1855 года он отправил в «Современник». Тотчас же напечатанный, рассказ был с жадностью прочитан всею Россией и произвёл потрясающее впечатление картиною ужасов, выпавших на долю защитников Севастополя. Рассказ был замечен императором Николаем; он велел беречь даровитого офицера, что, однако, было неисполнимо для Толстого, не хотевшего перейти в разряд ненавидимых им «штабных».
Толстой попал в осажденный город через месяц после начала обороны, на ее начальном этапе. Генерала Корнилова уже не было в живых. Но воспоминания о нем долго ещё жили в разговорах севастопольцев.
Для своего первого рассказа Л.Н. Толстой выбирает необычную форму повествования: он приглашает читателя совершить прогулку по осажденному городу вместе с ним. Это своего рода наблюдения за жизнью города со стороны. Это особенно подчеркивается формой личного местоимения «вы» в определении лица, от которого ведется рассказ. Это и повествователь, и читатель: «Вы подходите к пристани…», «Вы входите в большую залу собрания», «...вы видите будничных людей, спокойно занятых будничным делом». Вместе с тем, следуя за «экскурсоводом», читатель как бы становится и участником событий, он как будто ощущает то же, что и защитники города.
Вместе с повествователем мы проходим к пристани на Северной стороне, причаливаем на Графскую пристань, прогуливаемся по набережной, по улицам города, заходим в залу Собрания… Что же мы видим?
Автор детально описывает корабли, площади, улицы, некоторые дома; заглядывает в лица матросов, солдат, мирных жителей Севастополя. Возникает череда предметов, на которых останавливается взгляд во время прогулки по городу.
Картина, представляющаяся нашему взору, далеко не радостная. Полусгнивший труп гнедой лошади, похоронная процессия, пушки, ядра, звуки разрывающихся где-то рядом бомб – все это наводит на мысль о смерти. Но еще более ужасное зрелище открывается нам в большой зале Собрания, где расположился военный госпиталь. Вид и запах ампутационных больных поражает. В разговоре с выздоравливающими восстанавливаются фрагменты сражения. Впрочем, о себе, о своем подвиге они рассказывают очень скромно и не считают себя героями.
Только человек с крепкими нервами может пройти в операционную, где «доктора заняты отвратительным, но благодетельным делом ампутаций». Именно здесь вы «увидите войну не в правильном, красивом и блестящем строе, с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знаменами и гарцующими генералами, а увидите войну в настоящем её выражении – в крови, в страданиях, в смерти.
Далее путь проходит на 4-й бастион через баррикады, развалины домов, грязь и камни. Здесь непременно встречаются солдаты с окровавленными носилками. По грязной траншее, под свист пуль, пройдя шагов двести, вы оказываетесь на батарее, где сидит кучка матросов. Кругом неразорванные бомбы, ядра, следы лагеря. Вы слышите удар ядра, различные звуки пуль, гул выстрела. Вы разочаруетесь, если узнаете, что это всего лишь Язоновский редут – «место сравнительно очень безопасное и вовсе не страшное».
Толстой также описывает и месторасположение неприятеля, которого все защитники Севастополя называют «он». Это место – белый каменистый вал, который находится очень близко, в нескольких шагах от укреплений 4-го бастиона.
Заканчивая рассказ, Л.Н. Толстой делает вывод: «Вы видели защитников Севастополя на самом месте защиты… Главное, отрадное убеждение, которое вы вынесли, – это убеждение в невозможности взять Севастополь, и не только взять Севастополь, но поколебать где бы то ни было силу русского народа… Из-за креста, из-за названия, из угрозы не могут принять люди эти ужасные условия: должна быть другая, высокая побудительная причина. И эта причина есть чувство, редко проявляющееся, стыдливое в русском, но лежащее в глубине души каждого, – любовь к родине… Только теперь рассказы о первых временах осады Севастополя, когда в нем не было укреплений, не было войск, не было физической возможности удержать его и все-таки не было ни малейшего сомнения, что он не отдастся неприятелю, – о временах, когда этот герой, достойный древней Греции, – Корнилов, объезжая войска, говорил: «Умрем, ребята, а не отдадим Севастополя», – и наши русские, неспособные к фразерству, отвечали: «Умрем! ура!» – только теперь рассказы про эти времена перестали быть для вас прекрасным историческим преданием, но сделались достоверностью, фактом… Надолго оставит в России великие следы эта эпопея Севастополя, которой героем был народ русский…»
«Севастополь в мае» отразил следующий этап обороны Севастополя. Этот рассказ Л.Н. Толстой начал писать, когда находился уже за пределами города-крепости. Он основан на реальном событии – жесточайшей борьбе за передовые русские укрепления между защитниками Севастополя и французскими войсками в ночь с 10 на 11 мая 1855 года.
Спустя шесть месяцев от начала война приняла затяжной, изнурительный характер. Часто казалось, что город обречен. Русская армия уже не казалась такой сплоченной. Высшие армейские чины – аристократы – вносили разлад в это единство. На них-то и сосредоточил свое внимание Лев Николаевич Толстой. Предметом анализа Толстого становятся противоречия побуждений и поступков, предрассудков и природной нравственности. «Тщеславие, тщеславие и тщеславие везде – даже на краю гроба и между людьми, готовыми к смерти из-за высокого убеждения».
И все же даже за аристократическими разговорами звучит артиллерийский гул, «трескотня ружей». «Атаковали ложементы… заняли… французы повели огромные резервы… атаковали наших… было два батальона… подоспел батальон, отбили, но полковой командир убит, офицеров много, приказано просить подкрепления…»
А через некоторое время понесли носилки с окровавленными телами, легкораненые шли сами. «Ну, как вам не стыдно – отдали траншею», - говорит князь Гальцев, один из офицеров, солдату. «Что ж, когда сила!» - проворчал солдат. Раненые все шли и шли. О! Это ужасный народ…ни гордости, ни патриотизма, ни чувства…» - так отозвался поручик Непшитшетский о солдатах. Гальцин и Непшитшетский подозревали, что солдаты с испугу покидают сражение, приписывая им свои чувства, свою трусость. Когда же князь убедился в том, что все солдаты действительно ранены, он испытал «ужасный стыд» за себя, вдруг ощутив собственную неправоту перед безмолвно выносящими свои страдания солдатами.
Но такие чувства многим офицерам незнакомы. Калугин, Михайлов, Праскухин были озабочены лишь тем, как они выглядят в глазах других людей, что скажут о них. Стремления получить награду, продвинуться по службе, представить себя героем выглядят низменными, мелочными, недостойными в сравнении с простыми солдатами и матросами. «Ни Калугин с своей блестящей храбростью и тщеславием, двигателем всех поступков, ни Праскухин, пустой, безвредный человек, хотя и павший на брани за веру, престол и отечество, ни Михайлов с своей робостью и ограниченным взглядом, ни Пест — ребенок без твердых убеждений и правил, не могут быть ни злодеями, ни героями повести.
Герой же моей повести, которого я люблю всеми силами души, которого старался воспроизвести во всей красоте его и который всегда был, есть и будет прекрасен, — правда», - такими словами завершается рассказ «Севастополь в мае».
Третий из «Севастопольских рассказов» — «Севастополь в августе 1855 года» — посвящен последнему периоду обороны. «4 августа 1855 года вблизи Севастополя на Черной речке произошло последнее крупное полевое сражение Крымской войны. Русская сухопутная армия пыталась отбросить силы союзников от города. Бездарно подготовленная атака не принесла и на этот раз ничего кроме новых чувствительных потерь, по сути, определила исход многомесячной обороны. После трех недель жестокой бомбардировки 27 августа союзники начали штурм русской твердыни — самый грозный с начала кампании. Отброшенные на всех остальных пунктах, они, тем не менее, завладели «ключом» к Севастополю — Малаховым курганом. Крепость была обречена. Ее защитники, повинуясь приказу, той же ночью взорвали укрепления и переправились на Северную сторону Севастопольской бухты, свободную от неприятеля. Оборона завершилась.»
Это последний, самый страшный месяц долгой осады, непрерывных, жесточайших, днем и ночью не утихающих бомбардировок, месяц падения Севастополя. Снова перед читателем будничное и тем более страшное лицо войны, голодные солдаты и матросы, измученные нечеловеческой жизнью на бастионах офицеры. «Во время обеда недалеко от дома, в котором сидели офицеры, упала бомба. Пол и стены задрожали, как от землетрясения, и окна застлало пороховым дымом.— Вы этого, я думаю, в Петербурге не видали; а здесь часто бывают такие сюрпризы,— сказал батарейный командир.— Посмотрите, Вланг, где это лопнула». Писатель показывает героизм людей, привыкших к повседневным обстрелам, живущих привычной жизнью. Они не осознают себя героями, а выполняют свой долг. Без громких фраз, буднично, эти прекрасные люди вершат историю. «На дне души каждого лежит та благородная искра, которая сделает из него героя; но искра эта устает гореть ярко, придет роковая минута, она вспыхнет пламенем и осветит великие дела».
Толстой показывает, что только превосходство союзников Турции в военной технике и материальных ресурсах физически сломило бесстрашных русских героев.
Так же, как и в предыдущих рассказах, из отдельных лиц, помыслов, судеб складывается образ героического города, израненного, разрушенного, но не сдавшегося: «Почти каждый солдат, взглянув с северной стороны на оставленный Севастополь, с невыразимой горечью в сердце вздыхал и грозился врагам».
Наиболее верную оценку третьему рассказу Толстого дал Н. А. Некрасов. Он писал, что «Севастополь в августе 1855 года» «окончательно убеждает, что автор наделен талантом необыкновенным». «Достоинства повести первоклассные,— писал критик,— меткая своеобразная наблюдательность, глубокое проникновение в сущность вещей и характеров, строгая, ни перед чем не отступающая правда, избыток мимолетных заметок, сверкающих умом и удивляющих зоркостью глаза, богатство поэзии, всегда свободной, вспыхивающей внезапно и всегда умеренно, и, наконец, сила — сила, всюду разлитая, присутствие которой слышится в каждой строке, в каждом небрежно оброненном слове,— вот достоинства повести. В самой мысли провести ощущения последних дней Севастополя и показать их читателю сквозь призму молодой, благородной, младенчески-прекрасной души, не успевшей еще засориться дрянью жизни, видим мы тот поэтический такт, который дается только художникам».
«Севастополь в августе...» Некрасов считает «самым живым литературным явлением настоящего времени». Разоблачая войну, писатель утверждает моральное величие и силу русских людей, мужественно воспринявших отступление русской армии из Севастополя.
Комментарии