Жизнь и судьба Ф.Тютчева

Отставной секунд-майор Николай Андреевич Тютчев увидел Овстуг летом . Старинное село раскинулось привольно, вольготно — на семи холмах, словно вздумало подражать столичному граду Москве. Улиц здесь не знавали, дома стояли не в ряд, а каждый на особицу. Строились высоко, на холмах, так, чтоб было побольше света, чтобы не упустить ни одного из лучей не слишком щедрого в здешних краях, зато ласкового, необжигающего солнышка, чтобы ветру сподручно было осенью подсушить раскисшую во дворе грязь, весной наполнить свежим полевым духом прокоптившуюся за зиму избу. Отсюда, с холмов, и вид был знаменитый: на Десну, на чащобу славных брянских лесов. А по пути к Овстугу нельзя не заглядеться на березовую рощу, до того белоствольную, до того стройную, до того густую, что жалко миновать ее, так и манит она под свои кроны.

Секунд-майор Тютчев решил обосноваться в благословенных местах под Брянском. По его повелению была возведена церковь, построен Дом и выкопан пруд — небольшой и не очень глубокий, зато с островком у дальнего берега, где позднее соорудили легкую ажурную беседку. Село Овстуг было немноголюдно, а потому барин приказал переселить туда крепостных из подмосковного его владения Теплый Стан. В селе до сих пор живут потомки крестьян-переселенцев по фамилии Теплостанские.

Расположен Овстуг в 35 километрах от Брянска. А в девятнадцатом веке считался он изрядной глушью — зимовать там Тютчевы не решались: в августе, в начале сентября покидали поместье. Только однажды, в 1803 году, сын Николая Андреевича и его семья задержались в Овстуге до зимы. 23 ноября (по новому стилю — 5 декабря) родился у них сын, названный Федором.

Ему суждено было стать одним из величайших русских поэтов.

Во время нашествия наполеоновской армии на Россию подмосковное имение семьи Тютчевых было сожжено французами, а Овстуг уцелел. Там проводили Тютчевы ежегодно по нескольку месяцев, там прошло детство будущего поэта.

Для мальчика, что может быть лучше жизни в таком вот приволье! Вообразите себе дом на вершине холма. Для игр и фантазии места тут предостаточно! Если спуститься с холма и пройти от барского дома не к пруду, а к реке, по левую руку увидишь чудо-дерево, тополь, толще которого не найти во всей округе: шестеро мужчин, взявшись за руки, с трудом обхватят его ствол. Рядом с тополем — колодец, который славится необычайно чистой водой. Еще дальше — река, весной широкая и мутная, летом прозрачная, возвращающая тебе твое искаженное, струящееся изображение, когда, замирая от страха, решишься наклониться над самой водой... Поднимешь голову от воды – и тут уж раздолье: по ту сторону реки поднимается лес, всегда темный, потому что ни один луч солнца не продирается сквозь его чащу, манящий и жуткий, потому что населен всеми — реальными и сказочными — героями прочитанных книг.

И еще одному языку учился здесь Федор Тютчев — своему родному языку, русскому.

В семье Тютчевых, как принято было в те времена в дворянских семьях, говорили, писали и даже думали по-французски. Русский нужен был мальчику только для общения с «дядькой», бывшим крепостным Николаем Афанасьевичем Хлоповым (он был приставлен к Феденьке, когда тому минуло четыре года). Хлопов нежно любил своего воспитанника, а Тютчев платил ему привязанностью, которую сам в одном из своих поздних писем к брату назвал «страстной». «Дядька» принес в дом разговорный русский и представления о том, что почиталось хорошим, а что дурным в крестьянской семье. Литературному русскому Тютчев учился у молодого поэта Семена Егоровича Амфитеатрова, больше известного под именем Раича — так он подписывал свои стихи. Раича пригласили в Овстуг в качестве воспитателя Феденьки. Плененный одаренностью и душевной тонкостью ученика, он вскоре превратился из учителя в старшего друга. В зрелые годы Тютчев посвятит ему стихи. А Раичу предстоит в недалеком будущем учить другого замечательного мальчика, Михаила Лермонтова.

«Необыкновенные дарования и страсть к просвещению милого воспитанника изумляли и утешали меня. Года через три он уже был не учеником, а товарищем моим,— так быстро развивался его любознательный и восприимчивый ум,— писал Раич впоследствии о Федоре Тютчеве. — ...Необыкновенно даровитый от природы, он был уже посвящен в таинства Поэзии и сам с любовью занимался ею». Потом, чуть не полвека спустя, в том же Овстуге поэт расскажет дочери о том, как однажды в маленькой рощице неподалеку от дома нашел он в траве мертвую горлицу. Событие так потрясло мальчика, что по этому печальному поводу он сочинил первое свое стихотворение. Овстуг подарил будущему поэту и эту радость — радость слагать стихи.

Потом, в зрелые годы, поэт увидит Овстуг уменьшившимся и куда более скромным: «Старинный садик, 4 больших липы, хорошо известных в округе, довольно хилая аллея шагов во сто длиною и казавшаяся мне неизмеримой, весь прекрасный мир моего детства, столь населенный и столь многообразный — все это помещается на участке в несколько квадратных сажен».

Однако, уменьшаясь в размерах, мир детства отнюдь не тускнел в памяти

Федора Ивановича Тютчева. «Я познаю на опыте, что впечатления детства молодеют по мере того, как человек стареет»,— писал он родителям из Мюнхена. В стихах, созданных в зрелые годы, говорит он о призраке «забытого, загадочного счастья» детского возраста.

Счастье, может быть, и было забыто, но уроки, полученные в Овстуге, поэт не забывал никогда.

Не такую уж большую часть жизни провел он там: семья жила в имении только в летние месяцы, да и то не всякий год, а в 19 лет Тютчев отправился служить за границу и 22 года провел в Европе. Вернувшись на родину, жил по большей части в Петербурге, где удерживала его не только государственная служба, но и дорогие ему человеческие отношения, и салоны, и светская жизнь.

Но Овстуг всегда существовал в его душе не как далекое воспоминание, а как фон, на котором происходили события его жизни. В Овстуге подолгу жили жена и дети поэта, он часто писал туда, подробнейшим образом рассказывая о своих переживаниях, делился размышлениями, советовался о делах.

Издалека, как это часто случается, родные места казались еще прекраснее, Овстуг в памяти поэта вырастал, становился чуть что ни символом России, «...для того ли я родился в Овстуге, чтобы жить в Турине? Жизнь, жизнь человеческая, куда какая нелепость»,— с горечью восклицает он в одном из писем к родителям из Италии. А из Петербурга пишет жене: «Когда ты рассказываешь о прекрасных днях, которыми ты упиваешься, дыша полной грудью, и которые уходят и не вернутся, быть может, в течение многих лет, когда ты говоришь об Овстуге, прелестном, благоухающем, цветущем, безмятежном и лучезарном,— ах, какие приступы тоски по родине овладевают мною, до какой степени я чувствую себя виноватым по отношению к самому себе, по отношению к своему собственному счастью, и с каким нетерпением стремлюсь к тебе...»

Время от времени он туда наведывался и, хотя не входил в хозяйственные хлопоты и не задерживался подолгу, неизменно проникался поэтическим очарованием этих мест. И неизменно был им признателен, ибо в Овстуге научился тому, что имело важнейшее значение в его жизни: любить и тонко чувствовать природу, любить и тонко понимать поэзию.

B самом Овстуге память о Тютчевых продолжала жить и значила для села очень много: в Овстуге осталась Тютчевская школа, она работала, она процветала.

Самые замечательные люди округи вышли из стен школы, и школа хранит память о каждом из них. Здесь берегут их портреты, их письма, здесь вам подробно и охотно о них расскажут. Но охотнее всего и подробнее всего — о самом любимом из выпускников, Владимире Даниловиче Гамолине.

В Овстуг он приехал мальчиком, когда его отец стал председателем здешнего колхоза. Играл с ребятами на месте разрушенного тютчевского дома — по остову фундамента, поднимавшегося над землей, хорошо было бегать, проверяя свою ловкость. Тогда же узнал он звонкое имя «Тютчев» и запомнил красивые и непонятные строки, которые иногда по вечерам читал вслух его отец: Даниил Гамолин был любителем и знатоком поэзии Тютчева, что в те времена казалось странной причудой.

Война превратила цветущий Овстуг в пустыню. Фашисты уничтожили фруктовые сады, вырубили тютчевский парк, взорвали церковь, построенную дедом поэта, и устроили свалку на могиле его отца.

В первые послевоенные годы людям было не до восстановления исторических ценностей — слишком много бед и забот было у них. Даже через десять лет после окончания войны мысль об устройстве литературного мемориала людей удивляла. Когда Владимир Гамолин, окончив педагогический институт в Ленинграде, вернулся в Овстуг, чтобы преподавать литературу в Тютчевской школе, и заговорил о музее, его подняли на смех.

Больше он о музее не говорил. Он его создавал.

Школа имени Тютчева к тому времени переехала в новое здание, а старое, перестроенное еще в 1871 году под руководством Марии Федоровны, превратили в общежитие для учителей. Там и поселили молодого специалиста с семьей: дали им комнату. А еще одна, как вскоре обнаружил Владимир, пустовала: там хранили старое, ненужное школе оборудование. Гамолин добился того, что комнату отдали под литературный уголок. Старшеклассники разобрали и снесли в металлолом скопившийся хлам, рабочие сделали отдельный вход. Сам Владимир Данилович отправился в Мураново, привез оттуда фотографии. Собрали весь доступный материал, и 1 января 1957 года в селе Овстуг открылась «комната-музей» Федора Ивановича Тютчева. В этот день Владимир Данилович провел первую из своих бесчисленных экскурсий: для товарищей по работе, учителей Тютчевской школы.

Потом экскурсанты потянулись из ближних и дальних мест — приезжали, прослышав про новый музей, кто в одиночку, кто с семьей или с друзьями. Для каждого Владимир Данилович проводил подробнейшую экскурсию, даже если перед ним был только один слушатель. К тому времени он стал уже завучем, музеем руководил на общественных началах.

Тогда он принялся за спасение тютчевского парка. Старшие из жителей села хорошо помнили, как он выглядел, где и что там росло. Сохранились пни от вырубленных аллей, можно было угадать направление дорожек. Вместе с учениками и учителями уходил Гамолин в окрестные рощи, там выкапывали молодые деревья, переносили их в село, сажали на месте погибшего парка. И вот он поднялся — пока невысокий и негустой, но весной и летом он шелестел молодой листвой, а осенью устилал дорожки золотом.

4 июня 1961 года в парке состоялся первый Тютчевский праздник поэзии.

Три тысячи человек приехали в этот день в Овстуг из окрестных сел, из Брянска. Стихи Тютчева и стихи о Тютчеве звучали с импровизированной трибуны и так всем понравились, что на следующий же день у Гамолина стали спрашивать: нельзя ли, повторить праздник, хотя бы через неделю?

Праздник повторили через год, и с тех пор он стал традиционным. Ко второму воскресенью июня, когда весенние полевые работы завершены, а сенокос еще не начался, школьники приводят в идеальный порядок парк, каждый дом в Овстуге старается принарядиться, в каждую семью приезжают гости. Этот день — тютчевский, день всесоюзного праздника поэзии. На нем выступают поэты из Москвы и Брянска, читают свои стихи Владимир Гамолин и его ученики.

На холме над парком поднялся дом с колоннами, с куполом и шпилем — точная копия того, в котором жили Тютчевы. Экспонаты размещаются в просторных залах, а две комнаты воспроизводят обстановку того времени, когда Тютчев жил здесь.