Психологизм в романе Л.Н.Толстого «Анна Каренина»

Л.Н. Толстой – гениальный русский писатель, открывший и художественно исследовавший глубину человеческой души, беспредельность и безмерность этой души. Толстой открыл двойственность души, т.е. показал, как в душе человека идет постоянная борьба между добром и злом, любовью и ненавистью, красотой и безобразием. В романе «Анна Каренина» автор показывает, как двойственность главной героини Анны и некое предопределение реализуется в ее портрете, в ее снах, в состояние бреда, в окружающей ее действительности.

Рассмотрим портретную характеристику Анны. «Она была прелестна в своем… черном платье, прелестны были ее полные руки с браслетами, прелестна твердая шея с ниткой жемчуга, прелестны вьющиеся волосы расстроившейся прически, прелестны грациозные легкие движения маленьких ног и рук, прелестно это красивое лицо в своем оживлении; но было что-то ужасное и жестокое в ее прелести». В последней фразе мы чувствуем нечто отталкивающее и настораживающее нас.

На балу Анна предстает перед нами глазами Кити, которая восхищалась ею и которая почувствовала опасность для себя, исходившую от нее. «Какая-то сверхъестественная сила притягивала глаза Кити к лицу Анны: «Да, что-то чуждое, бесовское и прелестное есть в ней». Повторяющийся эпитет «прелестная» и контрастирующие с ним определения «ужасное», «жестокое», «чуждое», «бесовское» говорят не только о внешности, но и о внутреннем мире Анны, которым она притягивала к себе и которого, возможно, еще не знала в себе. Эта противоречивая портретная характеристика является предвестием будущего несчастья.

Особую роль в портретах героев играют глаза. Первый раз Анну мы видим глазами Вронского, который приехал на вокзал встретить свою мать. Главные герои встречаются в вагоне поезда. «Вронский…пошел было в вагон, но почувствовал необходимость еще раз взглянуть на нее (на Анну)…Блестящие, казавшиеся темными от густых ресниц, серые глаза дружелюбно, внимательно остановились на его (на Вронском) лице,… в этом коротком взгляде Вронский успел заметить сдержанную оживленность… Она потушила умышленно свет в глазах, но он светился против ее воли в чуть заметной улыбке». Глаза в портрете – это всегда кусочек духовного, внутреннего мира человека, это всегда та нравственная атмосфера, которую переживает герой в данный момент. Толстой подчеркивает блестящие, казавшиеся темными от густых ресниц, глаза, пронизанные светом. Из этой детали мы видим Анну живую, полную тепла, у нас создается впечатление молодой, энергичной, женщины. В этом описании можно разглядеть зачаток будущих отношений Анны и Вронского, ее внутреннюю силу, ее жажду жизни.

Наравне с глазами важную роль играет мимическое движение губ: «..губы ее дрожат и она с трудом удерживает слезы», оно соответствует психологическому состоянию героини. Это детальное описание внешности помогает увидеть нам ее внутреннее напряжение.

Следует отметить, что Толстой на протяжении всего романа подчеркивает внутренний огонь, который одухотворяет красоту Анны, делает ее привлекательной: «Огонек замигал в ее глазах»; «В глазах ее вспыхивал радостный блеск»; «неудержимый дрожащий блеск глаз и улыбки обжег его».

Толстой заканчивает линию Анны символическим образом свечи: «И свеча, при которой она читала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу, вспыхнула более ярким, чем когда-нибудь, светом, осветила ей все то, что было во мраке, затрещала, стала меркнуть и навсегда потухла».

Однако катастрофичность отношений Анны и Вронского предсказана несчастием, случившимся на железнодорожной станции: поездом раздавило сторожа. Анна чувствует «дурное предзнаменование».

Надо сказать, что Толстым образ железной дороги понимался как враждебный человеку. Крушения и несчастные случаи на железных дорогах производили ужасное впечатление, вызывали страх перед «чугункой».

Следует обратить внимание еще на один символический образ предвестия беды – бурю, которая «рвалась и свистела между колесами вагонов», сопровождая встречу Анны с Вронским на станции.

Отметим, что внутренний мир героев предстает перед нами в особом ракурсе: Толстой вглядывался в состояния пограничные между сознанием и бессознательным. Душевная жизнь показана в ее крайних проявлениях, в моменты наибольшей психологической напряженности. Герои на грани нервного срыва, исповеди, бреда. Благодаря этому, Толстой показывает всю глубину человеческой души, противоречивость сознания и подсознания.

Так, уезжая из Москвы, в вагоне поезда Анна теряет ощущение действительности. Она чувствует, «что нервы ее, как струны…в груди что-то давит дыхание…на нее беспрестанно находили минуты сомнения, вперед ли едет вагон, или назад, или вовсе стоит». Автор использует меткое сравнение «нервы ее, как струны», «в груди что-то давит дыхание». Эти детали помогают нам полнее увидеть смятенность героини. Анна впадает в состояние бреда: ей мерещится какой-то мужик, который грызет что-то в стене, старушка, превратившаяся в черное облако, красный огонь, ослепивший глаза. «И потом все закрылось стеной. Анна почувствовала, что она провалилась».

В этом эпизоде присутствует еще одна особенность психологического анализа героини - внутренний монолог: «И что сама я тут? Я сама или другая?». Анна словно теряет ориентиры в пространстве и в жизни, теряет свое «я».

Один из самых ярких монологов – монолог Анны перед смертью. Анна все более запутывается в самой себе и в отношениях к ней Вронского. Она чувствует себя несчастной и одинокой. Ей представляется, что все осуждают ее, желают ей зла. Даже церковный звон раздражает ее, кажется ложью. «Зачем эти церкви, этот звон и эта ложь?» Любовь отступает, теперь Анна считает так: «мы все ненавидим друг друга». «Все вызывало в ней отвращение и злобу и давило ее какой-то тяжестью». Она больше не верит Вронскому: «Чего он искал во мне? Любви не столько, сколько удовлетворения тщеславия». Анна думает: «Если я уеду от него, он в глубине души будет рад». Она приходит к отчаянию: «Моя любовь все делается страстнее и себялюбивее, а его все гаснет и гаснет. И помочь этому нельзя».

Анна оказывается на железнодорожной станции без определенного намерения покончить с собой. Судьба словно привела ее туда, откуда началась история ее любви к Вронскому. Решение пришло как будто спонтанно: «И вдруг, вспомнив о раздавленном человеке в день ее первой встречи с Вронским, она поняла, что ей надо делать». Анна думает: «Отчего же не потушить свечу, когда смотреть больше не на что, когда гадко смотреть на все это?...Все не правда, все ложь, все обман, все зло!...». Бросившись под поезд, она в то же мгновение «ужаснулась тому, что делала». Но было поздно: «что-то огромное, неумолимое толкнуло ее в голову и потащило за спину».

Толстой стремится показать независимость сознания героев от сознания автора. Сознание каждого героя существует независимо от сознаний других. Такое свойство психологического анализа М.М.Бахтин назвал «полифонией», Толстой, прежде всего, стремится дать слово самому герою. Отсюда и имеют большое значение монологи героев. Особая роль отведена монологу-исповеди, то есть исповеди одного героя другому.

Монолог-исповедь мы можем проследить в эпизоде родов Анны. Анна чувствует, что ей «осталось жить немного», что теперь она «все понимает, все видит». Анна вновь остро ощущает свое раздвоение, когда говорит мужу: «Я все та же…Но во мне есть другая, я ее боюсь – она полюбила того, и я хотела возненавидеть тебя и не могла забыть про ту, которая была прежде. Та не я. Теперь я настоящая, я вся». В бреду, перед лицом смерти Анна просит Каренина о прощении: «Ты прости меня, прости совсем! Я ужасна…», и он прощает ее. Впервые, пожалуй, Каренин оживает, испытывает «счастье прощения».

Таким образом, сознание отдельного героя раскрывается в его взаимосвязи и взаимодействии с сознанием другого героя.

Из этого монолога-исповеди мы понимаем, что было, оказывается, в супружеской жизни Каренина и Анны что-то, что скрыто от посторонних глаз: состоявшаяся супружеская связь духовных «я» в их душах.

Супруги Каренины не отдавали себе отчета, что они связаны таким образом. И Анна, и Каренин в минуту откровения любви духовных существ узнали вполне эту силу в себе. Но наперекор ей вскоре разрушили ту сплоченность, которые духовные «я» образовали в них. Тут не вина прелюбодеяния, не супружеская измена и не измена морали, а измена Богу, духовная измена, следовательно, нарушение замысла Бога на человека.

Обстановка и пейзаж у Толстого также являются способами характеристики героев. Толстой переключает наше внимание на бушующую природу и детали окружающей действительности. «И в это время, как бы одолев препятствие, ветер засыпал снег с крыши вагона, затрепетал каким-то железным оторванным листом, и впереди плачевно и мрачно заревел густой свисток паровоза». Толстой пишет: «ветер… затрепетал каким-то железным оторванным листом», нас точно охватывает чувство тревожного страха, «плачевно и мрачно заревел… свисток», словно он предупреждает о грядущей опасности. Но наша героиня не замечает этого. «Весь ужас метели показался ей еще более прекрасен теперь».

Итак, окружающая реальность создает настроение и усиливает социальную, психологическую характеристику героев, в данном случае отражая внутреннюю борьбу Анны с самой собой.

Исключительную роль в раскрытии внутреннего мира героев имеют сны. Однако между сном, бредом и явью нет резкой границы – герои переходят из кошмарного сновидения в кошмарную действительность. Необходимо отметить, что легких или хотя бы нейтральных по настроению снов у героев не бывает: психологические страдания не только продолжаются, но и усиливаются в них, потому что в бессознательном состоянии свободнее проявляется тот ужас, который носят герои в душе. Сны выполняют важную функцию: они в большинстве случаев доводят до предела переживания героев.

У Анны никогда, до самого последнего дня не хватало мужества осознать ясно свое положение. «Она говорила себе: «Нет, теперь я не могу об этом думать; после, когда я буду спокойнее». Но это спокойствие для мыслей никогда не наступало. Она не то, что не видит, но не хочет видеть своего положения и делает постоянное усилие, чтобы затемнить свое сознание. Самообман, боязнь истины получили выражение в ее страшном сновиденье, которое почти каждую ночь посещало ее. «Ей, что оба вместе были ее мужья, (о Вронском и Каренине) что оба расточали ей свои ласки. Алексей Александрович плакал, целуя ее руки, и говорил: как хорошо теперь! И Алексей Вронский был тут же, и он был также ее муж. И она, удивляясь тому, что прежде ей казалось это невозможным, объясняла им, смеясь, что это гораздо проще и что они оба теперь довольны и счастливы. Но это сновидение, как кошмар, давило ее, и она просыпалась с ужасом».

Прямая форма психологического изображения - изображение характера изнутри, используется Толстым при описании страшного сна Анны, в котором она видит маленького с взъерошенной бородой мужика, приговаривавшего по-французски: «Надо ковать железо, толочь его, мять…». Этот сон играет символическую роль, он предсказывает гибель Анны и даже прямую причину гибели – «железо».

Итак, сны, предчувствия, создающие в романе атмосферу трагического рока, есть выражение предопределения судьбы. Все это означает, что герои хотя и знают о преступлении ими некоего незыблемого закона, но не хотят его признавать. И то, что они не хотят знать, но знают, принимает форму неясную, фантастическую, зловещую. И это является порождением подавленного, раздвоенного сознания.

Большое значение играет другое свойство анализа душевного состояния героев – диалогичность. Вронский неотступно следует за Анной. Подтверждает это следующий диалог, состоявшийся между героями на станции: «…Зачем вы едете?...я еду для того, чтобы быть там, где вы…я не могу иначе». Вронский «…сказал то самое, чего желала ее душа, но чего она (Анна) боялась рассудком. Она ничего не отвечала, и на лице ее он видел борьбу». Толстой стремится показать непрестанное противоборство между сознанием и подсознанием, намерением и осуществлением этого намерения.