Культура  ->  Литература  | Автор: Лидия Власова | Добавлено: 2014-11-05

Роль Арбата в русской литературе

В 1993 году отмечалось 500-летие Арбата.

Представление о территориальных границах местности с таким названием изменялось. Неоднозначным остается и понимание историко-культурного феномена “Арбат”.

Арбат – это улица Москвы, длиной почти с километр, с конечными номерами домов 54 и 57 между Арбатской и Смоленской площадями. Раньше – в межбульварье, между маршрутами трамваев А – “Аннушки” – по бульварному кольцу и Б – “Букашки” – по Садовым улицам, - знаменитая улица Москвы и России.

В то же время Арбат - не только улица в центре Москвы, но и ближние улицы с переулками (“зигзагами кривых переулков”, по Андрею Белому), с улицей Арбат посередине. Примерно от Никитских и Поварской до Пречистенки и даже Остроженки, переулочье и Собачьей площадки, и Сивцева Вражка, и близ Успенья на Могильцах: “В старых переулках за Арбатом совсем особый город” Ивана Бунина и “мир Пречистенки и Арбата” Бориса Пастернака. Арбат – это и Приарбатье.

Арбат – это и некая социокультурная общность, характерная для ареала, где с рубежа XVIII и XIX столетий преобладали дома-усадьбы дворян, а со второй половины XIX века оказалось средоточие московской интеллигенции, что формировало представление об Арбате как о своеобразном культурном пространстве, об особом месте Арбата и “арбатцев» (слово Андрея Белого) в истории общественной жизни и в развитии культуры, о характерном именно для них образе поведения и мировосприятии. В наши дни в речевой обиход вошло перенятое у Булата Окуджавы понятие “арбатство”.

С этой местностью связана память о тех, кто прославил нашу отечественную культуру, начиная с самых великих: с Пушкина и Лермонтова. Именник знаменитых арбатцев, перечень сочинений, там сделанных, обсуждений, там состоявшихся, могли бы составить энциклопедию. Потому-то здесь и средоточие мемориальных музеев и памятных досок.

Наконец, Арбат – это заповедное поле русской литературы, где писатели поселяли своих героев. Это Москва и романов Тургенева, повестей о детстве и “Войны и мира” Л. Толстого, и “Былого и дум” Герцена, место действия многих других произведений художественной, мемуарной, публицистической литературы дореволюционного и советского периодов, и российского зарубежья. В литературе, в живописи, в киноискусстве Арбат становится как бы типологическим образом московского, Москвы и в то же время типологическим отражением происходящего в России.

Все это породило миф об Арбате. Арбат, сохранивший в отличие от других ближних старинных московских улиц неизменным свое историческое имя, стал символом преемственности культурных традиций, “нравственной оседлости» (выражение Д.С. Лихачева) московской интеллигенции, памяти о достойном уважения и милом сердцу прошлом.

Булат Шалвович Окуджава вошел в историю русской поэзии как один из родоначальников жанра авторской песни, как дерзкий новатор, как нарушитель множества литературных приличий. По своим приемам, по своему стилю он противостоял не только официальной советской поэзии, но и многим близким ему по судьбе коллегам.

Но Булат Окуджава не просто поэт, писатель, сценарист, властитель дум по отношению к своим более молодым подражателям и последователям, но и человек, занимавший особое место в современном культурологическом контексте, - “Чехов с гитарой”, по меткому определению Е. Евтушенко; старший из шестидесятников, которым “все грозило – от высылки до вышки” (по словам самого Булата Шалвовича), с опаленной войной юностью, а не детством; родившийся 9 мая в будущий День победы, воспевший в стихах пехоту, а минометчиков – в прозе; последний актер “упраздненного театра” и неутомимый апологет Арбата. Ведь именно на этой улице Москвы он родился и жил до 1940года в доме № 43.

И дата, и место рождения поэта со временем приобрели символический характер. 9 мая стало днем окончания самой страшной и бесчеловечной войны, о которой фронтовику Окуджаве удалось сказать в своих песнях новое слово. Арбат же в лирической системе поэта сделался символом мира, добра, человечности, благородства, культуры, исторической памяти – всего, что противостоит войне, жестокости и насилию.

В 1937 году отец поэта, крупный партийный работник, был арестован и затем расстрелян. В карагандинский лагерь была сослана мать, самому Булату Окуджаве едва удалось избежать отправки в детский дом в качестве сына “врагов народа”. В восемнадцать лет он добровольно уходит на фронт. С 1945 года по 1950 Окуджава учился на филологическом факультете Тбилисского университета. После окончания учебы работает в школе и газетах. В 1956 году возвращается в Москву (его мать реабилитировали). Целиком посвящает себя творческому труду.

Одним из центральных образов лирики поэта является его родной город Москва, на которую Окуджава смотрит глазами художника-мастера:

Этот фрагмент стихотворения как нельзя более удачно воплощает сопряжение поэтического, музыкального и живописного начала, что является неотъемлемым признаком разностороннего художественного таланта. В творчестве Окуджавы представлен целый оркестр музыкальных инструментов: орган, флейта, медные трубы, скрипка, кларнет, фагот, барабан. Живописное же начало проявляется даже в самих названиях произведений поэта (“Живописцы”, “Как научиться рисовать”, “Отчего ты печален, художник”).

Проникновенный цикл Окуджавы о Москве с его сентиментально-доверительными интонациями и мелодичными оттенками полутонов складывался в противовес бравурно-народному воспеванию столицы в так называемой “массовой” советской песне. Москва для поэта – неисчерпаемый источник творческого вдохновения, одухотворенный мир, в котором неразрывно сплавлены, овеяны единым настроением и городские пейзажи, и старинная уникальная архитектура, и топонимика московских улиц, площадей и переулков, и, наконец, люди этого города, незаметные, как Ленька Королев из “Песни о короле”, но с великой щедростью души, богатым внутренним миром, как лирический герой Окуджавы, восклицающий: “Ах, этот город, он такой похожий на меня”.

Во многом благодаря песням Булата Шалвовича Арбат стал восприниматься символом духовного единения московской интеллигенции. И Окуджава, воспитанный духом Арбата, сам стремился воспитать “арбатством” других, одарил мир Арбатом.

В наши дни образ Арбата неотделим от творчества и образа Булата Окуджавы. В проникнутой истинной печалью телеграмме Б.Н. Ельцина после смерти поэта вслед за словами: ”Он был духовным наставником…”, читаем: “А сейчас умолк и опустел Арбат, его Арбат…”

“От любви твоей вовсе не излечишься, сорок тысяч других мостовых любя… Ах, Арбат, мой Арбат, ты – мое отечество, никогда до конца не пройти тебя”.

Он написал эти строки четверть века тому назад, как уроженец Арбата, как долгий его житель и как его солдат, вовсе и не полагая, что удостоен какой-то особой чести, а просто любя этот мир своего рождения, что свойственно всем нормальным людям, любя это кажущееся столпотворение кривых переулочков, втекающих в не менее кривую улицу, эти дворы и их обитателей и легко отличимый арбатский выговор с едва заметной претензией на небрежность, и специфический аромат арбатской зимы, и совершенно особую стилистику строений, содружество веков – особняки XXVII столетия и доходные громадины ХХ века, мягкий русский ампир и буржуазный модерн, и вдруг послевоенный Вахтанговский театр, удачно вросший в этот мнимый архитектурный сумбур… Изысканность, строгость, лень, доброжелательность, хлебосольство и достоинство, но никогда высокомерие или чванство, не говоря уже об уюте – уют, сам собой сложившийся, врожденный, теплый…

Вот каков этот мир весь в целом, а не только короткий отрезок пространства меж Арбатской и Смоленской площадями, который известен лишь непосвященным. Булат Шалвович не полагал, что удостоен особой чести, но за четверть века в его личных пристрастных представлениях об Арбате произошли необратимые перемены, не позволяющие ему думать о нем, как “о родине только моей или моих товарищей по юности”. Постепенно выяснилось, что Арбат не страдает от недостатка народонаселения, что это многочисленное племя не меньше его подвержено любви к нему; мало того, выяснилось, что арбатские узы слишком прочны, чтобы даже расстояния могли утихомирить и утешить эту любовь, и бывшие его дети, вскормленные им, но по разным обстоятельствам переселившиеся в другие части столицы, продолжают с не меньшей горячностью клясться его именем. Нет ни одного истинного москвича, проживающего в любой части Москвы, который мог бы даже наедине с собой подумать об Арбате, как это говорится, без трепета и вдохновения.

“ Я встречал множество людей, живущих, к примеру, на не менее прекрасной Пречистенке, говорящих о своем местожительстве: “Это в районе Арбата”, проживающих на Гоголевском бульваре: “Да вот же он, Арбат, сразу за углом…” И все они, говорящие о своей любви к Арбату без аффектации и показной дрожи, все они представляют себе не серо-желтый разноэтажный извилистый коридор, лишенный зелени, даже, может быть, раздражающий приезжих отсутствием блеска и гармонии, а все, что вокруг этого коридора и около, связанное меж собой историей, традициями, великими именами, былями и небылицами, что, собственно, и составляет истинную городскую гармонию, ибо у Арбата нет задворок, а есть вообще Арбат – район, страна, живая, трепещущая история, наша культура, что у него есть душа, и она вот уже несколько столетий источает невидимые волны, благотворно действующие на наше нравственное здоровье, как, впрочем, действовавшие и ранее на многих замечательных наших предшественников во главе с А.С. Пушкиным.

Вот что говорит сам Окуджава в одной из своих статей по этому поводу:

“История Москвы по необъяснимой своей прихоти избрала именно этот район для наиболее полного самовыражения. В суете будней мы поняли это, мягко говоря, несколько с запозданием. Но когда мы это осознали и почувствовали, уже не требовалось никаких особых побудительных мотивов, чтобы обвести эти места охранным пунктиром и провозгласить их заповедными, драгоценными, нуждающимися сегодня в нашем повышенном внимании и даже в защите. И вот в настоящее время разрабатывается проект реконструкции улицы Арбат. При этом предполагается освободить улицу от городского транспорта, историческую застройку обеих сторон улицы решено полностью сохранить и, возможно, даже дополнить, воссоздав утерянные в прошлом здания и построив несколько новых сооружений, соответствующих духу и характеру улицы. А проблем немало, мысль о том, что Арбат должен быть сохранен как один из самых достойных памятников нашей великой культуры, мысль об этом придает нам силы, возбуждает нашу фантазию, превращает нас в единомышленников. Ведь теперь священное имя Арбат вновь зазвучало среди нас. И сотни людей, засучив рукава…”

Та самая арбатская среда со своим неповторимым эстетическим климатом, благодаря чему Арбат и стал Арбатом, разрушается, по мнению Окуджавы, и арбатский мир утрачивает свой облик. Заодно с клоповниками порой сносятся в кривых переулках типичные арбатские дома, исчезают дворы, будто и не были, рождаются свежие пустыри… А новые сооружения не всегда соответствуют историческому сооружению. До сих пор строительство здесь ведется таким же образом, как и на окраинах: сначала сносится застройка вдоль переулка, а затем в глубине квартала, с отступом возникает ”инородное тело, которое, может быть, могло бы украсить любой из многочисленных новых районов Москвы. Да, мы думаем об улице, но забываем об Арбате”.

 

Комментарии


Войти или Зарегистрироваться (чтобы оставлять отзывы)