Русская история в картинах художниках

В ушедшем 2007 году Петербургская Академия художеств отмечала свой 250 летний юбилей. Именно ей, матери «трех знатнейших художеств» и еще ее многочисленным выпускникам, талантливым и не очень, прославившимся и ушедшим в забытье посвящена моя работа.

«Сделать Академию, а ныне приискать из русских, кто учен и к тому склонность имеет» – так повелел Петр в 1718 году в соответствии со своим намерением создавать столицу «на европейский манер». Название «Академия» заимствовано у научного общества Платона, собиравшегося рядом с могилой героя Академа. Несколько лет спустя заложено здание, существующее и поныне. Торжественно и властно развернут вдоль берега фасад, на котором значится лаконичная надпись «Свободным Художествам. Лета 1765». И вот Академия уже «чистотою вкуса и изяществом не уступает ни одной из иностранных школ».

Основой художественного воспитания в Академии было освоение творческого опыта великих мастеров прошлого: считалось, что молодым художникам следует прежде всего воспринимать традиции, изучать нормы прекрасного, которые сложились в творческом наследии предшествующих поколений. Окружающая действительность расценивалась как малодостойная внимания художника. Природу надлежало «исправлять», выявляя заложенные в ней идеальные закономерности, отвечающие канонам античности. Выше всего в Академии художеств ставился исторический жанр. В понятие «исторического» входили не только события, связанные с историей, но и легенды, христианская и античная мифология. Молодых художников обучали перерисовывать «образцовые» оригиналы, затем начиналось штудирование гипсовых голов и целых фигур, после этого приступали к рисованию с натурщиков. Серьёзное внимание уделялось изучению композиции. Прохождение академического курса сопровождалось награждением за успешное выполнение работы малой или большой серебряными медалями, затем малой или большой золотыми. Окончившие Академию с высшей наградой большой золотой медалью, получали право на заграничную командировку. Молодые мастера нашей Академии видели в заграничной командировке почти единственное в то время средство приобрести широкую эрудицию в вопросах мирового искусства.

Лучшие ученические работы, отчёты пенсионеров, представлявшихся на соискание академических званий, оставались в Академии, чтобы служить образцами для воспитанников последующих поколений. За долгие годы такого коллекционирования сформировался большой музей. Он не относится к прославленным, известным всему миру сокровищницам, собравшим только величайшие шедевры величайших мастеров, но он определенно заслуживает внимания. Этот по-домашнему уютный музей в залах «циркуля», центрального круглого корпуса академического здания, насквозь пропитан Петербургом. Трудно описать чувства, когда прохладным, туманным утром идешь к музею от Стрелки Васильевского острова, мимо по-европейски сдержанных домов, мимо бюстов Сурикова и Репина в Румянцевском сквере. И удивительнее всего знать, что когда-то, больше века назад той же дорогой шли в Академию К. Брюллов, Н.Ге, М.Врубель – будущие гении русского искусства.

Но я хочу исследовать работы менее известных, незаслуженно забытых мастеров, и, возможно, мне удастся для кого-то впервые открыть их имена. Сравнив с точки зрения средств художественной выразительности несколько произведений, я постараюсь проследить стилистические изменения в живописи русской академической школы второй половины XIX века.

Мое исследование охватит древнерусскую тематику в творчестве П. П Чистякова, М. Л. Маймона, Д. К. Крайнева, Г. Н.Горелова. Ведь и в самые трудные, и в счастливые времена людей не покидает народная память, интерес к корням и благодарность предкам. Кроме того, эта тема позволяет заглянуть в самые истоки русской истории и, приоткрыв парадный занавес, обнаружить ее загадочность и самобытность, по-новому открыть величие через обыденность.

Павел Петрович Чистяков.(1832-1919гг.)

На холсте, вытянутом по горизонтали, в центре, выделенный светом и цветом, изображен Иван Грозный в свой последний час. Вокруг него толпятся приближенные. Очевидно, трагедия произошла только что: упали и рассыпались по полу шахматы, потянув за собой атласную скатерть со столика.

В левой части картины находится персонаж, отделенный от всех прочих: свеча в его руке опущена, а выражение лица напряжённое. Это, вероятно, Борис Годунов. Складки его изумрудного камзола прописаны с необыкновенным мастерством. Переливающийся золотой атлас кафтана Грозного царя, изобилует рефлексами, расцвеченный нюансами от кремово-золотистого до бронзового. Поверхность филигранного золотого шитья на сафьяновых сапогах почти осязаемо рельефна. Фигура Грозного, распростертая по диагонали, его откинутая голова задают взволнованную интонацию композиции картины. Правую руку царя держит врач, его лицо задумчиво-спокойно. Отсчитывая угасающий пульс, он не спешит оказать бесполезную помощь. Беспокойно склонившийся к самой подушке молодой человек в красном возможно преемник – сын Фёдор Иоаннович. Справа от смертного одра Ивана Грозного – величавый митрополит и подобострастный дьякон вершат традиционный ритуал над человеком, столько лет державшим в страхе всю огромную Русь и ушедшим из жизни наравне с любым смертным. Митрополит облачен в шелковый саккос: бледно-сиреневый, розовый, глубокий фиолетовый – множество нюансов переплетаются, смешиваются в головокружительных водоворотах, создавая один сияющий, чистый, насыщенный цвет, виртуозно передают фактуру ткани.

Пространство на картине развивается в глубину планами: на переднем плане двое вершителей истории: Иван IV и Борис Годунов; за ними – сын, священники и врач, позади – бояре и придворные, образы которых оставляют простор воображению: кто они? Как попали в царскую опочивальню в такой момент? Что для каждого из них означает смерть Грозного? Как теперь повернется их жизнь и судьба России? Эта картина – свидетельство поворота академической школы в сторону реализма. Психологическая характеристика действия продемонстрировала новые возможности исторической живописи, свободной от внешних эффектов.