Творчество Елизаветы Дмитриевой

Ее эпоха

Поэтесса Елизавета Ивановна Дмитриева (Васильева) известна в русской литературе как автор блестящей литературной мистификации: публикации стихов под именем Черубины де Габриак в журнале «Аполлон». Слухи, окружавшие нашумевшую мистификацию, способствовали созданию мифа о поэтессе. Недавние литературоведческие исследования о жизни и творчестве Елизаветы Ивановны дополнили этот миф сложным сплетением фактов биографии и противоречивыми отзывами современников. Облик поэтессы все еще овеян легендами, а ее сочинения наконец-то начали издаваться.

Поэтесса Черубина де Габриак появилась в русской литературе в 1909 году, когда символизм уже шел на убыль. Чтобы обозначить под какой-то общей рубрикой те удивительные творческие открытия и эксперименты, которые существовали в литературе эпохи «серебряного века», литературоведы второй половины ХХ века стали пользоваться специальными терминами «мифотворчество» и «жизнетворчество»*. Понятие «мифотворчество» появляется в словаре литературных критиков уже в 1903 году, когда в переписке с Валерием Брюсовым Вячеслав Иванов определяет высокую роль мифотворчества в символистском искусстве.* Под влиянием религиозной философии Владимира Соловьева и теории искусств Иванова в символизме 1900 – 1910 годов идея мифотворчества стала связываться не только с искусством, где создается миф, но и с самой жизнью автора. Мифотворчество и жизнетворчество стали культурной данностью целой эпохи и находили выражение во всевозможных литературных и биографических экспериментах, мистификациях, подделках и анонимах. Создание несуществующих поэтов и творчество от чужого лица, часто происходившее со сложным маскарадом, становилось еще одним способом испытания индивидуальных творческих возможностей автора. Брюсов, Ходасевич, Багрицкий, Лев Никулин, Паоло Яшвили,- вот далеко не полный список авторов, предпринявших литературные мистификации в 1900-1910 годы. Но, начиная уже со знаменитой мистификации Брюсова, издавшего собственные стихи от лица различных фиктивных поэтов в сборнике «Русские символисты» (1894-1895*), мистификации и литературные подделки редко проходили неразоблаченными.

История Черубины была одной из самых необычных мистификаций эпохи символизма. В 1909 году редакция нового журнала «Аполлон» получила стихи от таинственного автора по имени Черубина де Габриак. Стихи описывали католическую Испанию времен инквизиции, рыцарство и войны крестоносцев, поразительную красоту поэтессы, ее аристократическое происхождение, мистицизм, духовные страдания и демоническую гордость. Черубина де Габриак произвела огромное впечатление на редакторов и читателей. «Байрон в женском обличии, но даже без хромоты*»,- писала о ней Марина Цветаева позднее, размышляя об авторском образе Черубины. Сентябрь – ноябрь 1909 года в русской литературе стали, по словам Цветаевой*, эпохой Черубины.

Падение новой литературной звезды произошло так же стремительно, как и ее появление. Псевдоним удалось раскрыть, и за ним оказалась женщина, не соответствующая эстетическим ожиданиям литературной публики. И внезапно стихи, высоко оцененные даже такими серьезными литературными судьями, как И.Анненский, вдруг потеряли ценность. В дальнейшем литературоведы, говоря о Черубине, стали отодвигать ее творчество на второй план, проявляя интерес лишь к литературному скандалу вокруг ее имени. Затем имя Черубины на долгие годы было забыто, и только в последние годы появилось значительное количество публикаций, посвященных истории мистификации и жизненному пути ее автор; были, наконец, напечатаны ее отдельные стихи и отрывочные подборки. В 1999 году московское издательство «Аграф» в серии «Символы времени» выпустило книгу: «Черубина де Габриак. Исповедь», куда включены ее стихотворения, переводы, пьесы и воспоминания о ней современников. Кто была поэтесса Елизавета Ивановна Дмитриева, откуда и почему в русской литературе появилась маска Черубины де Габриак, почему ее стихи пользовались успехом? О жизни поэтессы до мистификации мы узнаем из ее «Исповеди», из «Автобиографии», составленной Е.Я.Архипповым, из ее высказываний в письмах к нему за 1921-1927 годы. Ее воспоминания детства передает М.А.Волошин в «Истории Черубины» и в дневнике «История моей души».

История Черубины де Габриак – показательный пример того, что означает мифотворчество в символистской теории искусства, к чему приводит в поэзии и жизни самих «мифотворцев». Судьба поэтессы слита с судьбой эпохи символизма, с ее творческими и духовными чаяниями, с ее быстрым и трагическим концом.

Образ автора и способы его выражения

Говоря о творчестве и поэтической судьбе Елизаветы Дмитриевой, следует остановиться на вопросе, насколько личность поэта совпадает с образом, представленным в том или ином его произведении.

Образ автора – важнейшая, определяющая категория словесного построения художественного произведения. Этой категории уделяли пристальное внимание известные филологи М.М. Бахтин*, Г.А. Гуковский* (1902-1950) и особенно В.В. Виноградов*, который разрабатывал теорию образа автора на протяжении всей своей научной деятельности и внес в нее значительный вклад. На идеи В.В. Виноградова мы и будем опираться в нашем изложении вопроса об образе автора.

Начнем, однако, с высказывания Г.А. Гуковского, который определяет образ автора как «воплощение того сознания, той точки зрения, которая определяет весь состав изображаемого в произведении, т.е. отбор явлений действительности, попадающих в поле зрения читателя и образующих и образную силу, и идейную направленность произведения». В этой трактовке упор сделан на «отбор явлений действительности» и ничего не говорится о словесном отображении и изображении этих явлений. В.В.Виноградов постоянно подчеркивал, что в подходе к изучению стилевой структуры образа автора можно отправляться не только от явлений действительности и «от анализа словесной ткани произведения». В произведениях словесности образа автора, с одной стороны , является организующим началом языкового построения художественного целого, с другой стороны, в языке же находит своё отражение.

Образ автора теснейшим образом связан с языковой композицией произведения словесности. В.В. Виноградов писал: «В композиции художественного произведения динамически развертывающееся изображение мира раскрывается в смене и чередовании разных форм и типов речи, разных стилей, синтезируемых в «образе автора» и его создающих. Именно в своеобразии речевой структуры образа автора глубже и ярче всего выражается стилистическое единство сложного композиционного художественного речевого целого».

Для правильного понимания образа автора очень важно уяснить, что это «не простой субъект речи», а «концентрированное воплощение сути произведения », «фокус целого» (В.В. Виноградов), «воплощение того сознания, той точки зрения, которая определяет весь состав изображаемого в произведении»(Г.А. Гуковский). Иными словами, неправильно представлять образ автора как некое подобие образов героев литературных произведений, скажем, образа Печорина или Обломова. Ошибочно было бы полагать, что образ автора в произведениях Пушкина подобен образу великого писателя в посвященных ему художественных произведениях, где он выступает как главный персонаж.

Конечно, привычка понимать образ как художественный прием, троп или как образ человека с конкретными чертами не только характера, но и внешности, с одной стороны, и привычка представлять автора не по его произведениям, а по биографии и портретам, с другой стороны, неизбежно накладывает отпечаток на представление об образе автора.

С вопросом об образе автора связан вопрос о так называемом «авторском я» в художественном произведении. Сразу же надо сказать, что «авторского я» как непосредственного выражения личности автора, которое присутствует, например, в дружеском или официальном письме, в художественном тексте быть не может. Основной признак художественного текста, отличающий его от текста нехудожественного, - образность. И всякое «я» в художественном произведении, в том числе и «авторское я» - образ. Писатели, как правило, вполне сознают это. М.М. Пришвин писал: «И до сих пор отрывать имена героев своих от себя не могут без утраты, но зато когда говорю Я, то, конечно, это Я уже сотворенное, это МЫ. Мне этого Я никогда не совестно, его пороки не мои личные пороки, его добродетели возможны для всех»(

Даже в лирике, которая в большей степени, чем другие роды художественной словесности , выражает непосредственное переживание автора, «лирическое я» не тождественно личности поэта. Это образ, который обычно называется образом лирического героя или просто лирическим героем. Интересно сопоставить суждения двух поэтов по поводу «я» в лирических произведениях. Брюсов четко отделяет личность поэта от лирического героя и вполне научно показывает, в чем же проявляется индивидуальность поэта: «Критики любят характеризовать личность лирика по его стихам.

Если поэт говорят «я», критики относят сказанное к самому поэту. Непримиримые противоречия, в какие, с этой точки зрения, впадают поэты, мало смущают критиков. Они стараются объяснить их «случайностями настроений». Но в каждом лирическом стихотворении у истинного поэта новое «я». Лирик в своих созданиях говорит разными голосами, как бы от имени разных лиц. Лирика почти то же, что драма, и как несправедливо Шекспиру приписывать чувства Макбета, так ошибочно заключать о симпатиях и воззрениях Бальмонта на основании такого – то его стихотворения. Индивидуальность поэта можно уловить в приемах его творчества, в его любимых образах, в его метафорах, в его размерах и рифмах, но ее нельзя уловить прямо из тех чувств и тех мыслей, которые он выражает в своих стихах».