О жизни Джеффри Чосера известно очень мало, и сведения эти ничтожны. Чосер родился около 1340 года в семье состоятельного виноторговца. Отец писателя Джон Чосер определил сына ко двору на скромную должность пажа. Пажом, а потом оруженосцем. Джеффри часто участвовал в походах во Францию, и в первом его походе, 1359 года, ему не посчастливилось: он попал в плен к французам, но был выкуплен королем. По возвращению ко двору на него возложена была обязанность развлекать своими рассказами супругу Эдуарда III. Королеве, а позднее и первой жене Ричарда II – Анне Богемской – Чосер сначала читал или пересказывал чужие произведения, переводил «Роман о Розе», а потом стал сочинять собственные «стихи на случай». Произведения Чосера обнаружили незаурядную для самоучки начитанность и большой поэтический талант. Это не случайно. Библиотека Чосера насчитывала шестьдесят книг, немалая цифра для XIV века, когда иной раз цена одной книги равнялась стоимости постройки целой библиотеки. Среди его любимцев были французские поэты его времени, ранние поэты Бокаччо, Вергилий, Стаций, Лукан и особенно Овидий, Данте и философ Боэций. Как сведущий и надежный человек, он в звании эсквайра неоднократно выполнял в 70-х годах ответственные и секретные дипломатические поручения короля во Франции и в Италии. Особенно значительный лед оставило двукратное посещение Чосером Италии: в 1373 и 1378 годах. Эти путешествия расширили его кругозор. Кроме непосредственного влияния, которое, несомненно, оказала на Чосера страна Данте, Петрарки и Боккаччо, он из первых рук познакомился там с лучшими произведениями этих авторов. Отголоски знакомства с «Божественной комедией» Данте многократно встречаются у Чосера, начиная с «Птичьего парламента» и поэмы «Храм Славы», вплоть до ряда мест «Кентерберийских рассказов». «Тезеида» Боккаччо была сжата Чосером в рассказ рыцаря о Паламоне и Арсите, а перевод Петраркой на латинский язык «Гризельды» Боккаччо, переложенный в «Чосеровы строфы», стал у Чосера рассказом оксфордского студента.
У всех своих учителей Чосер отыскивал и брал то, что он мог считать уже своим.
Во те времена неимущий поэт жил подачками меценатов и всецело зависел от своих покровителей. Король выкупил Чосера из плена, заплатив шестнадцать ливров, но «каждая вещь имеет свою цену», и за две одновременно выкупленные королевские лошади было заплачено пятьдесят и семьдесят ливров. Сегодня эта фраза «режет ухо», а тогда человеческая жизнь ничего не стоила. Его посылали с ответственными поручениями, но даже преуспев в них, он оставался в тени. Судьба не баловала Чосера. Сегодня в милости, а завтра в опале, временами в достатке, а случалось, и в нищете. Из ранга королевского посла он попадал в таможенные смотрители, а далее из обеспеченного чиновника становился банкротом, которого спасали от долговой тюрьмы только заступничество и новые милости короля. Но у Чосера после его падений, не появляется гнетущих мыслей, наоборот, он полон жизненных идей. Его врата ведут в цветущий сад – это врата жизни, а надпись гласит следущее:
Основное ядро «Кентерберийских рассказов» было создано Чосером в конце 80-х годов, быстро, в течении нескольких лет. А потом, к середине 90-х годов, работа над книгой оборвалась, и все творчество Чосера начало замирать. Все реже и скупее добавлял он отдельные мазки к своему огромному полотну. В позднем рассказе слуги каноника, в проповеди священника чувствуется творческая усталость.
Трудно было и в житейском отношении. По-видимому, в эти годы он жил один, материальное положение его было незавидное, иначе не иначе не сложилась бы тогда под его пером «Жалоба пустому кошелю». Незадолго до его смерти, в 1399 году, фортуна в последний раз улыбнулась еиу. Престол был захвачен сыном его былого покровителя Ланкастера – Генри Болинброком. Генрих IV вспомнил о Чосере и позаботился о нем. Но жизнь была уже кончена. В октябре 1400 года Чосер умер и был похоронен в Вестминстерском аббатстве. Здесь же погребены другие поэты и доселе проводятся там поэтические чтения.
Итак, как раз в наиболее трудные годы Чосер создает самую яркую, самую жизнерадостную свою книгу. Правда, почти все, что и до этого писал Чосер, также согрето юмором, и в «Кентерберийских рассказах» смех – это основная, всепобеждающая сила. Здесь поэт все охотнее обращается к народному здравому смыслу, народной басне, народной насмешке над толстопузами. При этом Джеффри Чосер не отказывался от того, чему научили его великие учителя, и все вместе сделало «Кентерберийские рассказы» основным его вкладом в мировую литературу. О том же пишет Г.В. Аникин и Н.П. Михальская в своей работе «История английской литературы»: «Чосер создал широкую и яркую картину современной ему Англии, представив ее в галерее живых и полнокровных образов. В «Кентерберийских рассказах» с особой полнотой появлялись свойственные Чосеру принципы изображения жизни и человека, мастерство создания характера и построения сюжета»[1].Основная часть «Кентерберийских рассказов» (все прологи и шестнадцать рассказов) написана пятистопным ямбом и парнорифмованным двустишием со свободным чередованием мужских и женских рифм. Впоследствии эта форма получила название «героического куплета». Этот стих встречается уже у французских поэтов XIV в. (Машо и др.), но Чосер первый развил его и применил в Англии для произведения мирового масштаба, как «Кентерберийские рассказы». У Чосера для этого стиха характерны большая гибкость, изобилие enjambements, он насыщен разговорными интонациями и прекрасно приноровлен к реалистическому характеру его стихотворных новелл. Замысел книги очень прост. Собрав со всех концов страны на богомолье тех, кто составляет «его» Англию, и обрисовав в прологе их общий облик, Чосер в дальнейшем предоставляет каждому действовать и рассказывать по-своему. Сам автор неторопливо повествует о том, как они уговорились ехать в Кентербери, к мощам Фомы Беккета (Фома Беккет 1118-1170г.- архиепископ Кентерберийский, канцлер Генриха II, боролся с королем за независимое положение церкви и был убит слугами короля. Позднее канонизирован католической церковью), и сообща коротать дорожную скуку, рассказывая друг другу всякие занимательные истории; как они осуществляли свой замысел; как в дороге они ближе узнавали друг друга. Как они спорили о достоинствах и недостатках рассказов, обнаруживая при этом всю свою подноготную.
Трудно определить жанр этой книги. Если рассматривать в отдельности рассказы, из которых она складывается, то она может показаться энциклопедией литературных жанров средневековья. Однако суть и основа книги – это ее реализм. Она включает портреты людей, их оценку, их взгляды на искусство, их поведение – словом, живую картину жизни. В отличие от других сборников новелл, «Кентерберийские рассказы» скреплены далеко не механически. Замысел Чосера не был им завершен, но и по тому, что он успел сделать, видно, что у книги есть движение темы и внутренняя борьба, в результат которой намечаются и проясняются новые цели, может быть, не до конца ясные и самому Чосеру. Однако всякому ясно, что все в этой книге – о человеке и для человека; в основном о человеке своего времени, но для создания нового человека. Поэтому она и пережила свой век.
Книга состоит из общего пролога, свыше двух десятков рассказов и такого же числа связующих интермедий. Пролог занимает немногим больше восьмисот строк, но в нем, как в увертюре, намечены все основные мотивы книги, и все ее семнадцать с лишком тысяч стихов служат для раскрытия и развития характерных образов, намеченных в прологе.
Связующая часть, так называемая обрамляющая новелла, показывает паломников в движении и действии. В их препирательствах о том, кому, когда и что рассказывать, в их трагикомических столкновениях и ссорах уже намечено внутреннее развитие, к сожалению, не получившее разрешения в неоконченной книге Чосера. Именно тут, в связующей части, сосредоточен драматический элемент. Так, например, фигура трактирщика Гарри Бэйли, главного судьи этого состязания рассказчиков, - как бы сценическая роль. Она вся складывается из реплик, рассеянных по всей книге. Вступления к отдельным рассказам часто разрастаются в монологи, в которых дана автохарактеристика рассказчика. Таковы прологи продавца индульгенций, батской ткачихи, слуги каноника и мажордома.
Рассказы книги очень разнородны, и для удобства обозрения их можно группировать в разных разрезах. Очень большая по объемам группа – это «старинных былей, благородных сказок, святых преданий драгоценный клад». Это заимствованные Чосером или подражательные рассказы юриста, монаха, врача, студента, сквайра, игуменьи, второй монахини. Пародийны и заострены, как оружие борьбы против пошлого, рассказ Чосера о сэре Топасе, рассказы рыцаря, капеллана, ткачихи. Сатирично даны многие фигуры общего пролога, в особенности служитель феодальной церкви и мельник; сатиричны прологи продавца индульгенций и пристава, рассказы слуги каноника, кармелита пристава. Характер нравоучения носят притча трех повесах и рассказе продавца индульгенций, рассказ эконома. Часто эти назидания тоже приобретают пародийный и сатирический тон в поучениях пристава, кармелита, в трагедиях монаха.
Четыре рассказа так называемой брачной группы – это как бы диспут, в котором обсуждаются и пересматриваются старые взгляды на неравный брак. Открывает этот диспут батская ткачиха, в своем прологе полное подчинение мужа жене и иллюстрируя это своим рассказом. Рассказ студента о Грезильде и купца об Януарии и прекрасной Мае подходят к вопросу с другой стороны, а в рассказе Франклина тот же вопрос разрешается по-новому, на основе взаимного уважения и доверия супругов. Диспут этот назревал и раньше – уже в рассказе мельника о молодой жене старого мужа, в рассказе шкипера про обманутое доверие, в сетованиях Гарри Бэйли. И он не затихает до самого конца книги. Я считаю что и нашему современнику очень интересны эти темы. Все рассказы мастерски развиты Чосером в новеллы.
Фабульному мастерству Чосер учился у французских труверов. Но фаблио, эти смешные, жестокие и подчас циничные анекдоты, под его пером становятся неузнаваемыми. Фаблио Чосера уже не анекдот, а новелла характеров. Чосер гуманизирует жестокий французский анекдот и населяет фаблио живыми людьми, в которых при всей грубости он рад отметить все человеческое.
В «Кентерберийских рассказах» автор обращается к своему читателю: «Зерно храни, а шелуху отбрось». Шелуха чосеровских фаблио, некоторая анекдотичность и грубость – это дань жанру и дань веку. Именно к «шелухе» мы можем отнести части из рассказов о мельнике, плотнике и др. А вот «зерном» я для себя считаю рассказ о рыцаре и бедном священнике. Они показаны в противоречии с грубостью и грязью жизни. К сожалению эти пороки характерны и для нашего XXI века. Порожденный своим бурным и кипучим веком, писатель никогда не претендовал на роль летописца, не собирался писать историю своего времени, и тем не менее по «Кентерберийским рассказам» историки изучают эту эпоху. Пережив войну, чуму и восстание, Чосер неохотно и мельком вспоминает о них. Когда за столом таверны «Габард» собрались рыцарь, йомен, сквайр, купец и шкипер они оказались живым воплощением столетней войны. Которая унесла много жизней. Но были и те, кто грел свои руки на людском горе. Скромный рыцарь вел их к победе. Выносливость, стойкость и могучий лук йомена решали исход сражений. Сквайр, доблестно сражавшийся под началом отца, в то же время расточал рыцарскую славу в грабительских наездах на богатые города Фландрии и проматывал военную добычу на дорогие французские наряды. Ведь, в отличие от старого рыцаря, он выгодный клиент купца. Сам купец – истинный вдохновитель походов: стремясь обеспечить торговлю с Фландрией, он платит налоги королю, но хотел бы расценивать это как жалованье сторожу, с которого он требует, чтобы «охранялись воды» на главной дороге морской торговли. Наконец шкипер – это вор и капер, выбрасывающий пленных за борт и торгующий захваченным товаром. Делая это, он только творит волю пославшего купца-арматора, который не прочь держать на службе такого разбойного шкипера, закрывая глаза на его подвиги и с барышом торгуя его добычей. Роли были точно установлены и поделены уже во времена Чосера. Рыцарь со сквайром и йоменом завоевывали рынки, купец эти рынки прибирал к рукам, шкипер возил товары купца, а при случае добывал их силой для своего хозяина. Так несколько историй в пяти портретах пролога дают очень точное представление о характерных чертах большого исторического процесса.
Комментарии