Биография Антона Павловича Чехова

Коллеги Антона Павловича Чехова говорили, что, не будь он писателем, он стал бы хорошим врачом. В своей работе я расскажу, как Чехов занимался врачебной практикой, каким он был доктором, какое влияние оказала медицина на его литературную деятельность. Он никогда не был наблюдателем со стороны. Пристально изучал, исследовал действительность, расширяя кругозор врача и писателя.

В августе 1879 года, сдав выпускные гимназические экзамены, получив аттестат зрелости и увольнительный билет от таганрогской мещанской управы, Чехов уехал в Москву.

Двадцать седьмого августа он пишет прошение ректору о выдаче ему удостоверения «в поступлении в императорский Московский университет», на медицинский факультет.

В сентябре Антон приступил к занятиям. Чехов получил прекрасное медицинское образование. В годы его студенчества медицинский факультет Московского университета блистал великими именами. Он слушал лекции одного из крупнейших терапевтов века Г.А. Захарьина, основателя отечественной научной гигиены Ф.Ф. Эрисмана, одного из пионеров патологической анатомии А.А. Остроумова, выдающегося хирурга Н.В. Склифосовского. Возможно, под их влиянием он задумал исторический труд «Врачебное дело в России».

Университетские товарищи Чехова впоследствии не могли рассказать ничего, «кроме того, что Чехов ходил на лекции аккуратно и садился где-то «близ окошка». Профессор-невропатолог Г.И. Россолимо в мемуарах отметил, что Чехов посещал лекции всегда в чёрном сюртуке, сидел почему-то всегда на верхней парте, опираясь на ладони лицом.

Уже на первом курсе он стал печататься, удивительно совмещая литературную деятельность с учёбой на таком трудоёмком факультете. Постоянная напряжённая работа, дневная и ночная, приводила к тому, что он дёргался по ночам в нервных судорогах и временами так худел, что его едва узнавали знакомые.

Сфера ежедневной жизни была тяжела, и особенно для постоянно и к сроку работающего литератора. Очень выразительно изобразил её сам Чехов в одном из писем 1883 года:

«Пишу при самых гнусных условиях. …Я имею большое несчастье быть медиком и нет того индивидуя, который не считал нужным «потолковать» со мной о медицине. Кому надоело толковать про медицину, то заводит речь про литературу».

Очень много знаний получил Чехов как практикант, работая на последнем курсе университета в Чикинской земской больнице на окраине Воскресенска (ныне г. Истра) у доктора П.А. Архангельского.

Шестнадцатого июня 1884 года ректор Московского университета Н. П. Боголепов послал прошение в Екатеринославскую казённую палату об исключении Антона Чехова из податного сословия в связи с присвоением ему степени лекаря. Среди своих книг Чехов хранил напечатанные в университетской типографии ректорские «Речь и отчёт, читанные в торжественном собрании в Московском университете», где в «Списке лиц, окончивших курс и удостоенных степени лекаря» на 42-й странице, под № 197, значилось: «Чехов Антон (Таганрогской гимназии)».

Летом 1884 года он живёт в Воскресенске. Самоощущение уже другое: «Живу с апломбом, так как ощущаю в своём кармане лекарский паспорт».

В 1884 году Чехов опять работает в Чикинской больнице, через день ведя приём; выезжает на судебно-медицинское вскрытие (возможно, это был не единственный случай); в течение двух недель в Звенигороде заменяет уехавшего в отпуск земского врача, принимает в день по 30-40 больных.

С 1886 по 1890 годы Чехов живёт в Москве на Садово-Кудринской улице. «Заказываю вывеску «доктор» с указующим перстом, не столько для врачебной практики, сколько для устрашения дворников, почтальонов и портного… Родители мои, благородные плебеи, видевшие доселе в эскулапах нечто надменно-суровое, официальное, без доклада не впускающее и пятирублёвки берущее, глазам своим не верят: самозванец я, мираж или доподлинно доктор? И такое мне уважение оказывают, словно я в исправники попал».

С двенадцати до трёх ежедневно Чехов завёл приёмные часы для больных. Но дощечка «Доктор Чехов» не провисела долго. Причиной тому был, в частности, трагический случай, о котором биографы не любят вспоминать. Чехов лечил от тифа семью своего приятеля художника А. Янова – мать и трёх сестёр. Мать и одна из сестёр умерли, и эта неудача легла тяжёлой тенью на душу молодого врача. Он прекратил регулярную врачебную практику.

К тому же медицина в его занятиях всё больше вытеснялась литературой. Но и в Чехове-писателе остался жить Чехов-врач. Школа профессора Г.А. Захарьина, чьим учеником он себя считал, была школой величайшего внимания к личности больного. Лечить больного, а не болезнь – было девизом Захарьина.

«Ах, подруженьки, как скучно! Если я врач, то мне нужны больные и больница; если я литератор, то мне нужно жить среди народа, а не на Малой Дмитровке… Нужен хоть кусочек общественной и политической жизни, хоть маленький кусочек, а эта жизнь в четырёх стенах без природы, без людей, без отечества, без здоровья и аппетита – это не жизнь…»

4 марта 1892 года Чехов впервые приехал в свою новую усадьбу Мелихово, в полутора десятках вёрст от станции Лопасня (ныне город Чехов) Московско-Курской железной дороги.

С самого начала Чехов много работает как врач. На флагштоке у флигеля трепетал флажок – это значило, что доктор Чехов принимает больных. «С первых же дней, как мы поселились в Мелихове, - вспоминал Михаил Павлович, - все кругом узнали, что Антон Павлович – врач. Приходили, привозили больных в телегах и далеко увозили самого писателя к больным. С самого раннего утра перед его домом уже стояли бабы и дети и ждали от него врачебной помощи. Он выходил, выстукивал, выслушивал».

Утверждение, что Чехов «любил лечить», остаётся произвольным. Вряд ли ему нравилось, когда к нему обращались за помощью. Скорее, он выполнял то, что считал своим долгом. На двадцать вёрст в округе нет толкового врача, а за тобой приезжают родственники больного и молят о спасении, - как откажешься? Садишься в тряский экипаж, а зимой в сани – и в любую непогоду: «Мы идём, мы идём, мы идём…»

Конечно, аптечки, библиотечки – не выход из главной народной беды. Но можно ли откладывать просвещать и лечить, видя человека, терпящего болезнь и нужду? И гений, стремящийся к высшим задачам, не вправе уклониться от простой помощи людям.

В 1892 году в центральных губерниях России началась эпидемия холеры. В июле Чехов начал работать врачом в серпуховском уезде. «Открыт новый врачебный пункт в с. Мелихове Бавыкинской волости, - сообщалось в отчёте серпуховского санитарного совета, - благодаря любезному предложению местного землевладельца доктора Антона Павловича Чехова, выразившего санитарному совету желание безвозмездно принять участие в борьбе с эпидемией. Благодаря самоотверженному предложению А.П. Чехова надобность в устройстве особых обсервационных (наблюдательных) пунктов в названной местности устранилась сама собою. В состав нового мелиховского врачебного участка вошёл значительный район в составе 26 селений».

В июне 1893 года в качестве профилактической противохолерной меры в Мелихове снова был открыт временный врачебный участок. Как писал свидетель работы Чехова в Серпуховском земстве доктор П.И. Куркин, «обязанности земского врача были приняты в полном объёме», т.е. вёлся регулярный приём (для подсобной работы придан фельдшер), выдавались лекарства, осуществлялись санитарный надзор и статистические записи о заболеваниях. При этом Чехов «нашёл удобным отказаться от вознаграждения, какое получают участковые врачи». Посещал Чехов и все заседания уездного санитарного совета в Серпухове и земских уездных лечебницах; он был человек обязательный.

«Я теперь разъезжаю по деревням и фабрикам и собираю материал для санитарного съезда», - писал он Лейкину Н.А. (редактору журнала «Осколки») в июле 1892 года. «Почти всё лето прошло у меня в медицинских заботах», - сообщал он Л.П. Гуревич в сентябре. Ещё одно письмо: «Летом безвыездно сидел на одном месте, лечил, ездил к больным, ожидал холеры… Принял 1000 больных, потерял много времени, но холеры не было. Ничего не писал, а всё гулял в свободное от медицины время, читал или приводил в порядок свой громоздкий «Сахалин».

На литературу времени оставалось мало. Что бы ни писали авторы статей и книг «Чехов-врач», «Чехов и медицина», главные его интересы с ранней молодости лежали в другой сфере. И его медицина оказалась важной прежде всего для мировой литературы. Но для того чтобы так случилось, это должна была быть не любительская, а настоящая медицина.

Будучи уже известным писателем, Чехов ходил на доклады учёных-врачей, посещал Пироговские съезды, следил за медицинской литературой. И самое главное, он владел основным и самым трудным во врачебном деле – тем, что не компенсируется ни образованием, ни опытом, но существует как свойство личности врача: он был хорошим диагностом.

Мы не очень много знаем о медицинской практике доктора Чехова, но дошедшие до нас его диагнозы и врачебные предсказания почти всегда оказывались удивительно точными.

Будучи студентом 4-го курса, он единственный из всех лечивших литератора Ф.Ф. Попудогло врачей поставил верный диагноз: воспаление твёрдой оболочки мозга (приведшее к смерти).

Чехов знал (и писал друзьям) о близкой кончине брата, своих друзей – П.М. Свободина, И.И. Левитана.

Бывают минуты, говорил Чехов, когда он хотел бы не быть врачом. В конце 1892 года он осматривал Н.С. Лескова и сказал литератору Ф.Ф. Фидлеру, что писателю осталось жить не более года. Лесков умер через два. К.С. Станиславский вспоминал, как Чехов присутствовал при его беседе с одним близким режиссёру вполне жизнерадостным человеком. Когда тот ушёл, Чехов «в течение вечера неоднократно подходил ко мне и задавал всевозможные вопросы по поводу этого господина. Когда я стал спрашивать о причине такого внимания к нему, Антон Павлович мне сказал: «Послушайте, он же самоубийца». Такое определение или предсказание показалось мне смешным. Я с изумлением вспомнил об этом через несколько лет, когда узнал, что человек этот действительно отравился».

В июле 1888 года Чехов плывёт из Сухуми в Поти на пароходе «Дир»: «Глядя на толстенького капитана, я чувствую жалость… Мне что-то шепчет, что этот бедняк рано или поздно тоже пойдёт ко дну и захлебнётся солёной водой…» В ту же осень «Дир» затонул у берегов Алупки.

А.С. Суворину (редактор и владелец газеты «Новое время»), которого он постоянно наблюдал, давал серьёзные медицинские советы и чьё здоровье считал крепким, Чехов шутливо обещал: «Вы будете жить ещё 26 лет и 7 месяцев». Суворин прожил 21 год. Долгую жизнь предсказал Чехов Ивану Бунину.

Может, всё это было что-то другое, не диагностика, - то, о чём Чехов говорил: «Моё пророческое чувство меня не обманывало никогда – ни в жизни, ни в моей медицинской практике».

Медицина делала круг общения Чехова практически безграничным. Случалось лечить солдат, извозчиков, кухарок, рабочих. С переездом в Мелихово диапазон пациентов Чехова ещё расширился. За два года в мелиховском врачебном участке было принято более 1500 больных.

Биографы Чехова недоумевают: почему столь квалифицированный врач так долго не мог разглядеть у себя чахотки, симптомы которой давно наблюдал, почему не лечился, не обращался к специалистам.

Если внимательно прочитать мемуарные свидетельства и высказывания Чехова в письмах о своей болезни, то становится ясно, что о ней он знал, а все отговорки о «желудочном» кашле – лишь для родственников и друзей.

Знал, но считать себя больным не хотел. «Лечение и заботы о своём физическом существовании внушают мне что-то близкое к отвращению. Лечиться я не буду». Как врачу ему было ясно, что лечебный режим туберкулёзного больного исключает творческую работу – во всяком случае, в тех формах непрестанного напряжения, как это было у него. Выбор делался вполне сознательный. В рассказе «Чёрный монах» Чехов говорит, что человек творчества должен отдать ему всю жизнь, здоровье, все силы души и тела. Творческая жизнь – свеча, сжигаемая с двух концов. Сам Чехов выбрал творчество. И лечиться он начал только тогда, когда состояние стало катастрофическим.

Врачи рекомендовали жить в Ялте. В сентябре 1898 года он туда выехал. В Ялте писатель столкнулся с тяжёлым положением туберкулёзных больных, которые съезжались со всей России; большинство из них составляли неимущие.

«Одолели неимущие больные, - писал Чехов. – Приходится что-нибудь делать, иначе хоть вон беги из Ялты». И удивлялся: «Почему-то все ко мне идут».

Но больные знали, к кому идти, и не ошибались. Чехов устраивал на квартиры, оплачивал эти квартиры, хлопотал об определении в приют для хронических больных, о врачебных консультациях и т. п. Смутил однажды доктора И.Н. Альтшуллера, приехавшего послушать его лёгкие. Услышал, как Альтшуллер кашляет, и потребовал, чтобы тот сам прежде начал лечиться.

Сначала Чехов действовал только сам, но скоро начинает принимать деятельное участие в работе ялтинского попечительства о нуждающихся больных, избирается уполномоченным по собиранию средств.

В сентябре он написал воззвание о помощи нуждающимся туберкулёзным больным, которое напечатали многие газеты и журналы. Страстный призыв Чехова «На помощь умирающим!» облетел всю Россию. Кажется, ни одно воззвание не имело такого успеха, как воззвание Чехова. Пожертвования посыпались со всех сторон.

Деятельное участие в жизни помогло Чехову показать не только внешний облик эпохи, но и то, что должен увидеть подлинный художник, - душу человека. Сделать это он смог, занимаясь медициной и литературным творчеством.

В 1899 году Антон Павлович писал: «Не сомневаюсь, занятия медицинскими науками имели серьёзное влияние на мою литературную деятельность; они значительно раздвинули область моих наблюдений, обогатили меня знаниями, истинную цену которых для меня, как для писателя, может понять только тот, кто сам врач». Чехов знал, что такое тревога за жизнь больного, сознание бессилия ему помочь, чередование надежды и отчаяния. В этом заключается то основное, чем обогатила медицина Чехова-писателя.